Формула социализма

 

 

О.Ф.Крысин

 

 

Ф О Р М У Л А   С О Ц И А Л И З М А

 

 

 

Статья была написана в июне 1988 года
как дискуссионный материал к предстоявшей
XIX партконференции.
По своему содержанию представляет собой
авторский реферат монографии,
написанной в 70-е годы

 

 

 

 

Авторские права защищены. Воспроизведение и распространение полностью или частично в любой форме возможно лишь с письменного согласия автора

 

 

Киев 1988

 


 

 

О.Ф.Крысин

ФОРМУЛА СОЦИАЛИЗМА

 

Есть выражение: нет ничего практичнее хорошей теории. Приступив к перестройке на практике, наше общество окунулось в теоретические дискуссии, размах которых нарастает по мере приближения партийной конференции.
Перестройка всколыхнула, привела в движение общественную мысль и это, пожалуй, наиболее зримый на сегодняшний день её реальный результат. Демократизация, гласность, атмосфера нравственного обновления всё шире раскрывают духовный потенциал общества. Различные общественные круги, каждый сквозь призму своего социального положения, социального и исторического опыта, своей теоретической подготовки, своих пристрастий, наконец, активно осмысливают процесс тех преобразований, которые происходят сегодня в стране. Пробуждающееся от спячки общественное сознание ищет ответы на вопросы, которые много лет накапливались, не находя выхода, заново при свете гласности оценивает события давнего и недавнего прошлого, выверяет путь для дальнейшего движения вперед. В стороне не стоит никто. Полемика по казалось бы сугубо специфическим политическим, экономическим, обществоведческим вопросам развернулась на страницах не только газет, публицистических изданий, но и солидных литературно-художественных журналов. В этом характерная примета нашего времени.
Наиболее страстные споры разгораются сегодня вокруг различных оценок личности И.В.Сталина и той роли, которую он сыграл в истории нашего государства, истории становления социализма.
За всеми этими вопросами стоят, однако, более глубокие проблемы, которые сводятся в конечном счёте к различному пониманию сущности социализма и вытекающему отсюда разному отношению к перестройке, тем задачам, которые ей следует решать, тем методам, которыми она должна проводиться.
По существу мы сталкиваемся с двумя взглядами на социализм и перестройку.
С одной стороны раздаются призывы развивать процесс демократизации и гласности, довести его до конца, создать тем самым гарантии против повторения темных страниц истории, ошибок прошлого, гарантии необратимости перестройки, устранить на этой основе деформации социализма в различных сферах общественной жизни.
С другой стороны слышатся предостережения, что гласность и демократизация, переходящие определенные рамки, избыточная критика прошлых ошибок порождают в обществе нигилистические настроения, идейную путаницу, смещение политических ориентиров, идеологическую всеядность, расшатывают устои социализма и могут привести в конечном счете к его «демонтажу».
Одним из кульминационных моментов этой дискуссии явилась не имевшая прецедента полемика двух печатных органов ЦК КПСС – газет «Советская Россия» и «Правда».
Споры, дискуссии в обществе – явление, разумеется, нормальное. Тем более, что сегодня уже никто в стране не обладает монополией на мнение, и это тоже одно из завоеваний перестройки.
Правда, споры всё же хороши, когда в них в конечном счёте рождается истина. Без этого пользы от нынешних разногласий может оказаться не намного больше, чем от прежнего показного единодушия.
Найти же эту истину, осознать её сообща, как говорится всем миром, для нашего общества именно сейчас очень важно, ибо для успеха перестройки недостаточно, чтобы ясное представление о её проблемах и задачах было составлено политическим руководством.
Заслуга нового партийного руководства в том, что оно начало перестройку, предотвратив сползание страны к серьёзному кризису с непредсказуемыми последствиями.
Политическая воля руководства и в дальнейшем будет являться важным фактором перестройки, и ресурс у этого фактора довольно значительный.
Однако, уже не так далёк и тот рубеж, за которым дальнейшее реальное продвижение перестройки вперед (и это вытекает из самой специфики решаемых задач) сможет быть обеспечено только при условии активного включения в неё на практике десятков миллионов людей.
Насколько вовремя успеет подключиться этот процесс? Это будет зависеть от многих обстоятельств, в значительной степени от практических успехов перестройки в решении насущных неотложных общественных проблем.
Но не последнюю роль, думается, сыграет и теоретическое осмысление вопросов перестройки общественным сознанием. Чтобы успешно решать проблемы на практике обществу надо иметь о них ясное теоретическое представление. В этом и состоит практичность теории.
«Усвоить для себя, что собственно есть социализм, и какими методами его можно и необходимо строить, обновлять, улучшать – это нам нужно всем, товарищи», – подчеркивал М.С.Горбачев на майской встрече с представителями печати и творческих союзов.
Пока же нашим нынешним дискуссиям во многом не хватает как раз ясной и чёткой теоретической основы.
В полемике обоих направлений, защищающих друг от друга социализм, во многих выступлениях обращает на себя внимание поверхностный характер аргументации, которая либо строится преимущественно на уровне нравственных, политических (т.е. надстроечных) оценок, либо, касаясь вопросов экономики, сводится зачастую к прагматическим подходам. С другой стороны, сомнительные тезисы о неприменимости моральных критериев к большой политике (тут, видимо, косвенно признается слабость своих позиций в этом вопросе) «подкрепляются» схоластической упрощённостью в трактовке базисных понятий.
Впечатление бывает порой такое, будто разговор ведётся на разных языках. В результате «убийственные» аргументы, приводящие в восторг сторонников, совершенно не убеждают оппонентов, которые отвечают столь же «неопровержимыми» доводами, но, увы!, с тем же результатом. Эмоции, которыми сопровождаются эти споры, также часто мало способствуют выяснению сути.
Между тем, именно отсутствие ясного понимания сути социализма, которое приходилось наблюдать, как это ни звучит парадоксально, и у целого ряда руководителей социалистических стран, в том числе и в нашей истории, а также в массовом сознании, уже не раз было причиной различного рода негативных кризисных явлений в лагере международного социализма.
Отсутствие ясности в этом вопросе порождает недоразумения и в современных дискуссиях. Это показал и недавний круглый стол учёных-обществоведов, проведенный «Огоньком», где было подчеркнуто, что «если мы с сегодняшним опытом, с сегодняшних позиций не осмыслим толком, что же всё-таки есть подлинный социализм, то не свернем ли мы снова влево или вправо?»
Конечно, сам факт, что проблему «осмыслить толком» что такое социализм нам приходится ставить спустя 70 лет после Октябрьской революции, должен наводить на грустные размышления.
Хочется спросить: а где же была всё это время наша передовая общественная наука, которой мы по традиции так привыкли гордиться? Не её ли задачей было вовремя выработать и внести в общественное сознание соответствующие представления? Однако, занимаясь вместо этого десятки лет обслуживанием текущей политики и комментированием канонических речей сменяющих друг друга политических лидеров, наука наша столь преуспела на этом благодарном поприще, что сегодня, когда потребовался подлинный неконъюнктурный анализ, открылось вдруг, что «король-то голый».
К примеру, как отметил д-р.философ.наук, проф. А.Бутенко в своей статье «Как подойти к научному пониманию истории советского общества» («Наука и жизнь», № 4, 1988), недавнее широкое обсуждение в печати вопроса об основных этапах строительства социализма в нашей стране оставило грустное и обескураживающее впечатление. Причём не только потому, что вопрос так и остался нерешённым. Главное, что некоторые участники обсуждения «даже не заметили того, что нельзя заниматься периодизацией советского общества, строительства в нём социализма, не определив, что такое социализм. А ведь это ключевой вопрос!»
В результате в научном анализе общественных проблем, проблем социализма роль авангарда общественной мысли, освобождённую нашими «ведущими по их официальному положению» учёными, принимают на себя сегодня политики и писатели.
Достаточно назвать статью А.Гельмана «Время собирания сил» («Советская культура», 9 апреля, 1988), где вопрос о сущности социализма затронут в самой своей глубинной основе.
Правда, публицистический, так сказать, характер писательской формы анализа не всегда позволяет ясно теоретически выделить и обосновать эту суть, сфокусировать на ней внимание.
Честь же ученой мантии спасают сегодня такие выступления, как упомянутая уже статья проф. А.Бутенко, где автор также затрагивает проблему в самой сути и предлагает выработать на этой основе новую научную концепцию истории строительства социализма в нашем обществе.
Вопрос только, как представляется, надо ставить всё же шире, а именно: о научной концепции социализма вообще, поскольку (и сам автор статьи это отмечает) разные трактовки исторических периодов – не более, чем следствие разного понимания сути социализма.
Как подчеркивал М.С.Горбачев, «нам следует продвинуть наши традиционные представления о социализме до уровня современных требований». «Наверное нужно вычленить критерии социалистичности … Надо определить эти критерии. Что является подлинно социалистическим, а что чуждо самой идее социализма? … Это нам нужно, мы без этого не можем выйти на конференцию… Необходимо освободить социализм от всего псевдосоциалистического, искаженного, деформированного». «Вот над этой темой, – говорил он, – стоит подумать и хорошенько поработать».
Поразмыслить над всеми этими вопросами и вместе разобраться в них я и хочу пригласить читателей.
В качестве же основы для разговора хочу предложить следующий теоретический раздел, который представляет собой, по существу, авторский реферат монографии, написанной ровно 12 лет тому назад. Монография эта не могла тогда увидеть свет, поскольку вопросы, которые она поднимала и которые все мы сегодня широко обсуждаем, в те времена затрагивать было не принято, более того, не положено, и, соответственно, «госзаказа» на неё не было.
Впрочем, что 12 лет. Не далее, как 2 года назад, когда мне последний раз довелось увидеть её на пыльной полке в одной уважаемой организации, где она, думаю, благополучно пребывает и по сей день, я выслушал весьма авторитетное наставление, что, ну скажем к примеру, предложение моё о выдвижении нескольких кандидатур на выборах не может считаться приемлемым в условиях нашей действительности.
Всего 2 года, а кажется, что прошла целая эпоха. Хотя мы и жалуемся порой на медлительность перестройки, но кое в чём мы всё же уже сделали значительный шаг вперёд.
Итак, нам предстоит разобраться в том, что же такое подлинный социализм. Приступая к этому, мы последуем совету В.И.Ленина, говорившего, что: «Самое главное в вопросе общественной науки … не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своём развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть чем данная вещь стала теперь».
Вот на этих трёх вопросах применительно к нашей теме мы и остановимся.

Начнём, как говорится, с самого начала.
История современной цивилизации насчитывает несколько тысячелетий. И с древних времен лучшие умы человечества, видя несовершенство общественного устройства, задумывались над тем, как создать общество, основанное на принципах социальной гармонии и справедливости. Стремление к социальной справедливости во все времена лежало в основе любой революционной идеологии.
В XIX веке революционную эстафету приняло созданное К.Марксом и Ф.Энгельсом учение научного коммунизма, Синонимом этого термина является термин «научный социализм», которым мы и будем пользоваться в дальнейшем. Кстати, первая в истории коммунистическая партия – «Союз коммунистов» называлась до 1848 года «Союзом справедливых». Изменение её названия по предложению К.Маркса и Ф.Энгельса свидетельствовало о том, что абстрактное понятие справедливости находило отныне для членов «Союза» своё конкретное воплощение в идее построения коммунистического общества, которое должно создать необходимые условия для свободного, всестороннего и гармоничного развития каждого человека. В качестве средства, обеспечивающего эти условия, коммунизм и провозглашался теперь целью нового общественного движения.
Рамки статьи позволят нам лишь в самых общих чертах остановиться на основных положения теории научного социализма. Но остановиться на них необходимо, поскольку, во-первых, это потребуется нам в дальнейших рассуждениях, а, во-вторых, пронизанная насквозь формализмом наша система образования, внесла в эти вопросы слишком много путаницы, превратила категории марксистско-ленинской науки в отвлечённую схему, породило в массовом сознании отношение к ним, как к чему-то хотя и вызывающему уважение, но парящему где-то слишком высоко над проблемами повседневной жизни и имеющему мало к ним непосредственного отношения. Тем более, что именно марксистско-ленинское учение всегда использовалось для оправдания любых зигзагов политической линии, что тоже не способствовало росту интереса к теории.
Если ответить в двух словах, в чем состояла суть и новизна созданного К.Марксом и Ф.Энгельсом учения, то она заключалась в материалистическом понимании истории. Развитием общества управляют не идеи а материальные силы, гласил основной постулат научного социализма.
Возникновение теории исторического материализма явилось революцией в науке о человеческом обществе. Обществоведение получило универсальную теорию для научного анализа всех общественных явлений, в которой развитие общества рассматривалось, как закономерный естественноисторический процесс, где определяющую роль играет воздействие материальных факторов, и прежде всего – общественного производства. С появлением марксизма исчез хаос и рассеялся туман в представлениях об истории человечества. За бесчисленным нагромождением исторических событий, больших и малых, значительных и незначительных всеобщих и частных, вдруг отчётливо проступила, вырисовалась ясная линия объективного, т.е. независящего от воли и желания людей, хода истории.
Вся история человечества предстала в виде последовательной и закономерной смены общественно-экономических формаций.
Остановимся на этом вопросе вкратце и рассмотрим, как же действует по Марксу механизм общественного развития.

В основе жизни общества лежит материальное производство. Чтобы жить люди должны иметь пищу, одежду, жильё и т.д., т.е. иметь так называемые материальные блага. А чтобы их иметь их надо создавать, т.е. производить.
Процесс производства предполагает наличие трёх следующих моментов: 1) труд человека; 2) предмет труда, т.е. то, на что направлен труд, из чего производятся материальные блага (дерево, руда, хлопок и т.д.) и 3) средства труда, т.е. то, с помощью чего человек воздействует на предмет своего труда и видоизменяет его, производя из него то, что ему необходимо (сюда относятся прежде всего орудия производства – станки, оборудование и т.д., а также производственные здания дороги и проч.).
Предметы труда и средства труда в сумме составляют средства производства. Но сами по себе они лишь груда неподвижных вещей. Для того, чтобы привести в движение процесс производства необходимо соединение средств производства с трудом человека, с рабочей силой.
Средства производства в сочетании с рабочей силой составляют производительные силы общества.
Производительные силы находятся в процессе постоянного развития. Это вызвано тем, что общественные потребности не стоят на месте, постоянно растут. Достигнув чего-либо, человек никогда не останавливается на этом рубеже, он стремится к большему. Это является постоянным стимулом для непрерывного совершенствования орудий производства, роста производительности труда.
Таким образом, процесс постоянного развития производительных сил общества является процессом закономерным и объективным, остановить его никто и ничто не в состоянии.
Понятие производительные силы выражает одну из двух сторон общественного производства – отношение человека к окружающей природе.
Помимо этого производство имеет ещё и вторую сторону – это отношения людей друг к другу, в которые они вступают в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ. Эти отношения называются производственными (или иначе экономическими) отношениями.
Производственные отношения могут быть различными. Они могут быть отношениями сотрудничества, кооперации, взаимопомощи в совместном труде. Или же отношениями господства и подчинения, когда один человек эксплуатирует другого и присваивает продукт его труда.

В каждой системе производственных отношений среди всего их многообразия есть, однако, всегда одна главная, основная экономическая составляющая. Этой главной, основной, определяющей категорией является отношение собственности на средства производства. Действительно, весь комплекс экономических отношений людей в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ непосредственно связан с формой собственности – с тем, в чьих руках находятся средства производства, какой характер носит эта собственность и т.д.
Но здесь есть один очень важный момент, который необходимо подчеркнуть.
Форма собственности, как таковая, сама по себе, не является экономическим отношением. Экономические, или иначе производственные, отношения – это, как мы говорили, отношения между людьми. Отношение же собственности (то есть, отношение человека к предмету – предмету его собственности) не является ведь отношением между людьми.
Форма собственности – категория юридическая.
Как о категории экономической, о ней правомерно в этом смысле говорить лишь условно – если рассматривать, по выражению К.Маркса, совокупность “отношений собственности не в их юридическом выражении как волевых отношений, а в их реальной форме, т.е. как производственных отношений”.
Поэтому, когда мы в дальнейшем будем говорить о форме собственности как об экономическом понятии, то всегда будем помнить о том, что необходимо чётко разделять эти две стороны вопроса, и что не та или иная форма собственности является экономическим фактором, а та система производственных отношений, которая реально стоит за этой формой и наполняет последнюю реально-экономическим (социально-экономическим) содержанием.
К слову, и забегая немного вперёд – именно на смешении такого рода понятий основывается имеющее и до сих пор пока широкое хождение заблужденье, согласно которому государственная собственность в социалистических странах якобы имманентно является уже общественной –то есть, социалистической – собственностью. В то время как в своей экономической сути вещи это отнюдь не тождественные. Потому что в условиях бюрократизации партийной и государственной жизни (как следствия нарушения принципа демократии – примеров чего в истории международного социализма мы, к сожалению, имеем немало) здесь в каждом подобном случае возникает в действительности отчужденная от общества принадлежность бюрократически этатизированной системы ультрамонополизма. Что от подлинного социализма уже весьма далеко.
Но об этом подробней чуть дальше, а пока что вернёмся к основным категориям политэкономии.

Производительные силы и производственные отношения в их единстве образуют способ производства.
Качественную характеристику способа производства, отличающую экономически (т.е. по характеру существующих общественных отношений) один способ производства от другого (например, социализм от капитализма), составляют именно производственные отношения. Тогда как производительные силы отражают его количественную сторону – уровень материально-технического развития общества.
К.Маркс и Ф.Энгельс показали, что производственные отношения, оформляющиеся в итоге в виде той или иной системы собственности, складываются не случайно. Что они объективно и закономерно возникают из условий материальной жизни общества, находятся в зависимости от уровня развития производительных сил.
Производственные отношения и сами в свою очередь оказывают обратное влияние на производительные силы – стимулируя или, наоборот, тормозя их развитие. Но определяющее значение принадлежит производительным силам. И если производственные отношения превращаются в преграду на их пути, то рано или поздно они устраняются и заменяются новыми экономическими отношениями, открывающими простор для дальнейшего продвижения общества вперед.
Смена основного экономического отношения – отношения собственности на средства производства – проводит к коренной перестройке всей системы производственных отношений и переходу к новому способу производства.
Так научным социализмом был сформулирован универсальный для всех исторических эпох и всех систем хозяйствования основной экономический закон – закон соответствия характера производственных отношений уровню развития производительных сил общества.

Далее, К.Маркс и Ф.Энгельс показали, что производственные отношения представляют собой основу общественного здания на каждом историческом этапе его развития, являются фундаментом, определяющим собой всю прочую общественную структуру, базисом, над которым возвышается сфера политической и духовной жизни общества – надстройка.
В состав надстройки входят:
Во-первых, общественное сознание, т.е. совокупность идей, или иначе идеология – начиная от обыденного массового его уровня (мысли, чувства, настроения, представления, взгляды людей, их отношение к различным явлениям действительности и т.д.), и кончая высшими формами теоретического мышления (такими как системы взглядов и идей, идеологические концепции). По форме идеология подразделяется на такие её составные части, как: политика, право, мораль, искусство, наука, философия, религия.
Во-вторых, общественные отношения людей (все прочие помимо экономических, называемые идеологическими отношениями): политические, правовые, нравственные, религиозные и т.д., а также обыденные взаимоотношения людей.
В-третьих, общественные организации и учреждения: государство и юридические учреждения, политические партии, профсоюзы, молодёжные, культурные и т.д. общественные организации, общества, союзы и проч.
Надстройка (социально-политическая и духовно-нравственная сферы) находится в зависимости от базиса (сферы общественной экономики). Но зависимость эта не механическая, вульгарно материалистическая, односторонняя. Эта зависимость диалектическая: во-первых, надстройка обладает значительной самостоятельностью; во-вторых, разные её элементы по-разному и в различной степени связаны с базисом; и, в-третьих, она и сама оказывает обратное влияние на базис. Однако, при всём этом в конечном счёте ведущая роль принадлежит базису, который оказывает определяющее влияние на надстройку, если говорить о ней в целом, и диалектически формирует её.
Так применительно к человеческому обществу научным социализмом был сформулирован основной закон исторического материализма: общественное бытие (т.е. экономические, производственные отношения = базис) определяет общественное сознание (т.е. политическую и духовную сферу общества = надстройку).
Базис и надстройка в их сочетании образуют общественно-экономическую формацию, которая представляет собой, таким образом, всё общество в целом во всех трёх его основных сферах: экономической, политической и духовной, на том или ином определённом историческом этапе его развития.
Показав, что вся предыдущая история человечества представляет собой закономерную смену общественно-экономических формаций (первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический строй), происходящую вслед за сменой соответствующих способов производства (первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический способ производства), совершающейся в результате развития производительных сил общества и приведения в соответствие с ними производственных отношений – или, проще говоря, вслед за сменой соответствующих форм собственности на средства производства – К.Маркс и Ф.Энгельс составили научный прогноз относительно будущего.

Глубокий анализ капиталистической экономики, предпринятый К.Марксом, показал, что капитализм, который некогда открыл невиданный прежде простор для развития производительных сил и вызвал к жизни такой мощный подъём, рост этих сил, какого не знала история, теперь уподобился волшебнику, «который не в состоянии более справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями». Совершив быстрый скачек вперёд, производительные силы достигли такого уровня развития, что им стало тесно в рамках капиталистических производственных отношений, что стало находить своё проявление в периодически сотрясающих весь капиталистический мир кризисах.
Объяснялось это в теории марксизма следующим образом:
Предшествующее капитализму феодальное общество состояло из набора разрозненных и довольно обособленных феодальных владений – своего рода государств в государстве. Каждое такое феодальное владение являлось, выражаясь современным языком, комплексным хозяйством, т.е. там производилось всё, что необходимо было для жизни и можно было не покупать ничего кроме соли. Торговля была развита слабо и феодальное хозяйство было хозяйством натуральным, т.е. производимые вещи, продукты предназначались не для продажи, а для непосредственного потребления (в натуре).
Капитализм на смену натуральному хозяйству поставил товарное производство. Что это значит? В отличие от феодального, капиталистическое хозяйство является предприятием, так сказать, не комплексным, а узкоспециализированным. Например, существует фабрика по производству иголок. Но иголок есть не станешь и в них не оденешься. Следовательно, для того, чтобы приобрести всё необходимое для жизни иголки надо продать и взамен купить одежду, пищу и т.д. То есть, производимый продукт уже не потребляется в натуральном виде, а является вещью, предназначенной для продажи, т.е. товаром.
В результате сфера производства, состоявшая прежде из большого количества комплексных хозяйств, раздробилась теперь на множество специализированных хозяйственных единиц, из которых одна производит иголки, другая обувь, третья продукты питания и т.д. В целом же всю совокупность необходимых продуктов производит уже не отдельное хозяйство, а все общество в целом. Иными словами, производство носит общественный характер. Рынок сливает всю совокупность капиталистических хозяйств в единый тесно сплетенный взаимосвязанный и взаимозависимый производственный механизм с бурным развитием производительных сил.
А как же производственные отношения?
Здесь всё наоборот. Наряду с общественным характером производства существует частнокапиталистическая форма собственности на средства производства. Каждый капиталист в отдельности руководствуется не общественным, а лишь личным своим интересом. Интересы общества в целом ему безразличны. В погоне за увеличением прибыли он стремится произвести и выбросить на рынок как можно большее количество товаров, не заботясь об истинной общественной потребности в них. То же самое делают и все другие капиталисты. В итоге стихия рынка, отсутствие планирования, сбалансированности производства приводят периодически к большим диспропорциям, возникают циклические кризисы перепроизводства и общество отбрасывается назад в своём развитии. Так, во время кризиса 1929 г. Англия была отброшена назад по добыче угля на 35 лет, по производству чугуна на 76 лет, по производству стали на 23 года, по внешней торговле на 36 лет.
В крайне бедственном положении в период кризиса оказываются многомиллионные массы трудящихся, которые в результате резкого падения жизненного уровня, роста безработицы обрекаются на нужду, лишения, нищету, голод. И всё это происходит в то время, когда уничтожаются огромные массы так и не находящих сбыта товаров, в том числе продуктов питания, таких как пшеница, картофель, молоко, скот, перепахиваются посевы, вырубаются плантации плодовых деревьев. Так, в 1933 г. в США было уничтожено 6,4 млн. свиней, 10,4 млн. акров хлопковых посевов. Пшеница сжигалась в топках паровозов. В Дании тогда же было уничтожено 117 тыс. голов скота.
Во время кризиса происходит прямое уничтожение значительной части производительных сил общества. Консервируются или идут на слом целые заводы, верфи, домны. За три года кризиса с 1929 г. по 1933 г. в США было снесено 92 домны, в Англии – 72, в Германии – 28, во Франции 10 домен. Тоннаж уничтоженных за эти годы морских судов составил 6,5 млн. регистровых тонн.
Таким образом, в условиях капитализма всё общество, с одной стороны, тесно объединено и взаимосвязано, а, с другой, разобщено и разрознено частным интересом.

Вывод марксизма был следующий:
На определенном этапе капиталистические производственные отношения пришли в противоречие с интересами общественного прогресса, стали превращаться в тормоз на пути свободного развития производительных сил. Возникло и стало углубляться основное экономическое противоречие между уровнем развития производительных сил и характером производственных отношений, которое на стадии капитализма приняло форму противоречия между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения.
Кризис в экономическом фундаменте порождал соответствующие кризисные явления на всех этажах общественного здания: в социально-политической, духовной сферах общества.
Разрешить соответствующее противоречие и ликвидировать его последствия можно лишь приведя характер отношений собственности в соответствие с общественным характером производства, т.е. путем ликвидации частнокапиталистической системы и установления системы общественной собственности на средства производства – что рано или поздно произойдёт в силу действия закона соответствия. В результате будет совершён переход от капиталистического к новому – коммунистическому способу производства.
Вместе с базисными изменениями произойдут соответствующие преобразования в надстройке, и общество вступит в новую коммунистическую общественно-экономическую формацию.

Новый общественный строй проходит в процессе своего становления три основных этапа.
На первом этапе получивший политическую власть пролетариат использует её для того, чтобы шаг шагом перевести основные средства производства в общественную собственность. Период, в течение которого осуществляется этот переход к новому способу производства, так и называется переходным периодом.
По окончании его общество вступает по выражению К.Маркса в I фазу коммунистической формации, или, как мы сегодня её называем, социализм. Который в процессе своего развития перерастает во II фазу коммунизма, или в нашей нынешней терминологии – собственно коммунизм.
Основное различие между обеими этими фазами состоит в разном уровне развития производительных сил, следствием чего является и разница в производственных отношениях.
Однако, поскольку основное производственное отношение – отношение общественной собственности – является общим и для социализма и для коммунизма (что, собственно, и делает их двумя фазами единой формации), то на первый план здесь выступает вторичное отношение – отношение распределения, которое становится, так сказать, основным внутриформационным производственным отношением.
На стадии социализма уровень развития производства недостаточно высок, чтобы обеспечить все общественные потребности. Поэтому общество вводит принцип ограниченного распределения по труду, т.е. в соответствии с количеством и качеством труда.
Такое соответствие меры труда и меры потребления создаёт заинтересованность каждого отдельного работника, каждого отдельного предприятия в повышении производительности труда, даёт стимул для развития производства, что наряду с планомерным и сбалансированным ведением общественного хозяйства, с устранением барьеров на пути свободного, беспрепятственного и бескризисного развития производительных сил в виде частнособственнической разобщенности, обеспечивает ускоренный производственно-экономический прогресс, всё более полное удовлетворение потребностей членов общества и продвижение ко второй фазе коммунистической формации, когда производство достигнет столь высокого уровня, что, говоря словами классиков, все общественные богатства польются полным потоком, когда на этой основе будет ликвидировано всякое неравенство и общество сможет ввести принцип распределения: «от каждого по способности – каждому по потребности».
Такой в основных чертах была теория научного социализма.
Добавим только, что социалистическая революция по прогнозу К.Маркса должна была произойти одновременно во всех наиболее экономически развитых странах.

Прошло время и за теорией последовала практика, начало которой было положено в октябре 1917 г.
История подтвердила правоту марксизма. Пусть не всё сбылось так, как предсказывал К.Маркс (изменились общественные условия в связи со вступление капитализма в монополистическую стадию, что, как известно, было теоретически обобщено В.И.Лениным). Но сегодня уже треть планеты строит новое общество. Социализм, бывший некогда призраком, бродившим по Европе, стал реальностью. Всё это является лучшим подтверждением справедливости коммунистической теории.

Вместе с тем в мире социализма не всё сегодня обстоит гладко и благополучно. И речь идёт не о трудностях, которые неизбежно должны были встретиться в процессе становления нового общественного строя. Речь идёт о серьёзных проблемах, негативных явлениях и, наконец, о кризисах, которые то и дело возникают то в одной, то в другой социалистической стране. Всем памятны общественные кризисы в Венгрии, в Чехословакии, период «культурной революции» в Китае, период полпотовского правления в Кампучии, кризисы в Польше и, наконец, в нашей собственной стране.
При этом ясно просматриваются такая характерная особенность этих кризисных явлений, как цикличность. Наглядным примером в этом отношении является история Польской Народной Республики, где кризисные ситуации повторялись каждые 10-15 лет.
Возникает вопрос – в чем причина подобных явлений? В чем их глубинные корни? Что порождает кризисы в социалистическом обществе? Ведь с обобществлением средств производства и ликвидацией тем самым основного экономического противоречия в базисе, казалось бы, не осталось никакой основы для кризисов.
Но может быть такое явление, как социалистические кризисы, является чем-то оторванным от базиса, не связанным с ним, не вытекающим в конечном счете из него?
Однако, теория научного социализма учит обратному, утверждая, что даже возникновение кризисных явлений в такой области надстройки как общественная мораль, уже является ни чем иным, как индикатором базисного «конфликта», противоречия в способе производства.
Нам же приходится иметь дело с кризисными явлениями не только в сфере надстройки, но и непосредственно в хозяйственной сфере, с политическими, духовно-нравственными, экономическими кризисами.
Может быть в таком случае всё дело в ошибочности теории марксизма? Действительно, по теории при социализме ликвидирована сама первопричина кризисов, а они не просто происходят, но еще и проявляют тяготение к цикличности, что, как известно, признак того, что то или иное явление носит не просто случайный, а закономерный характер.
В действительности же дело вовсе не в несостоятельности марксистско-ленинского учения. Более того, как это ни покажется, возможно, на первый взгляд парадоксальным, кризисы в социалистических странах не только не опровергают теорию научного социализма, но напротив, служат подтверждением этой теории. И лучшим доказательством этого является то, что именно опираясь на эту теорию, с её помощью можно дать исчерпывающее объяснение всем негативным явлениям, которые имеют место в странах социализма, и вскрыть их причины.
Чтобы сделать это нам необходимо ещё раз обратиться к основополагающим категориям научного социализма и, в частности, рассмотреть ту особенную и специфическую роль, которую играет при социализме такой элемент общественно-экономической формации, как государство.

Прежде всего давайте вспомним, что такое государство.
В обиходной речи это слово часто употребляется в значении «страна». Но в своём терминологическом значении, как категория марксистско-ленинской науки, это понятие определяется как аппарат власти, с помощью которого правящий класс устанавливает и поддерживает своё господство в обществе.
После распада первобытнообщинного строя человеческое общество в каждую историческую эпоху было расколото на классы, причём среди различных общественный классов в соответствии с характером господствующего в экономике способа производства, господствующей формы собственности всякий раз выделялось два основных противоположных класса. В эпоху рабовладения это были класс рабовладельцев и класс рабов. При феодализме – это феодал и крепостной крестьянин. При капитализме – капиталист и рабочий.
Эксплуатируя трудящиеся массы, живя их трудом, господствующие классы всегда нуждались в определенном аппарате принуждения, насилия, с помощью которого можно держать в повиновении трудящихся, сохранять существующий порядок вещей.
Так в эпоху рабовладения возникает и затем наследуется другими формациями особый возвышающийся над обществом аппарат власти, образуются органы государственной власти и управления, с обширной структурой, т.е. возникает государство.
В политическом отношении государство по форме может быть различным. История даёт нам разнообразие таких форм. Здесь и монархия и республика, республика, в свою очередь, аристократическая или демократическая и т.д. Однако по своей сути в каждую эпоху государство является ни чем иным, как инструментом, при помощи которого правящий класс устанавливает и поддерживает своё господство, защищает свою собственность, сохраняет свои привилегии.
Так, независимо от формы рабовладельческое государство остаётся рабовладельческим, равно как рабовладельческий строй остаётся таковым, и в условиях классической античной демократии и в условиях самовластия египетских фараонов. Точно таким же образом капиталистическое государство остается капиталистическим, стоящим на страже частнокапиталистической собственности и её интересов, на страже капиталистического строя и в условиях демократической Британии и в условиях чилийской фашистской диктатуры.
Поэтому независимо от формы государства (которая конечно же оказывает очень большое влияние на характер общественной жизни) по своему содержанию, своей сути государство всегда является классовым по своему характеру, выражает интересы и волю господствующего класса, охраняет существующую форму собственности, сложившийся характер производственных отношений и, таким образов, возвышается в виде политической надстройки над экономическим базисом данной формации.
Именно таким надстроечным элементом и являлось государство во всех предшествующих социализму общественно-экономических формациях, и форма государства, характер правления не оказывали влияния на форму собственности, характер производственных отношений, т.е. экономический базис.

При социализме картина существенно меняется. И вот тут мы, наконец, переходим к самой сути вопроса.
Как уже было сказано, приходя на смену капитализму с присущим этому строю противоречием между общественным характером производства и частнокапиталистическим способом присвоения, социализм ликвидирует это противоречие, упраздняя капиталистическую систему и устанавливая общественную собственность на средства производства (заводы, фабрики, банки, землю с её богатствами и её недрами и т.д.).
Обобществление средств производства является настолько важным историческим актом социализма, что саму суть нового строя можно выразить в виде формулы: общественный характер производства + общественная собственность на средства производства = социализм. Ну а поскольку общественный характер производства складывается уже при капитализме, то суть социализма сводится фактически к обобществлению средств производства. Поэтому можно упростить нашу формулу, преобразовав её следующим образом: общественная собственность на средства производства = социализм, и наоборот: социализм = общественная собственность на средства производства.
Формула эта, разумеется, не из разряда тех химических формул, которые пытаются сегодня перевести на обществоведение некоторые преподаватели ленинградских вузов. Она выводится из основополагающих категорий теории научного социализма. Общественная собственность является той основой, на которой вырастает и в соответствии с которой формируются все производственные и прочие общественные отношения, является основой базиса, формирующего все сферы общественной жизни, и представляет собой тем самым саму суть социализма.

Однако, на практике приведенная выше простая формула усложняется тем, что социалистическое общество не устанавливает свою собственность на средства производства непосредственно, оно это делает опосредованно, и таким механизмом опосредования стало государство. Юридически именно государство становится в такой ситуации собственником практически всей основной массы средств производства.
В этих условиях государство приобретает новые для него –экономические функции и становится, таким образом, важнейшим элементом производственных отношений, то есть, государство перестает быть чисто надстроечным (политическим) элементом формации и, сливаясь с базисом, становится элементом базисного (экономического) характера.
Вот тут-то и начинает приобретать особое значение форма государства, поскольку теперь от формы правления, характера государственной власти начинает зависеть и форма собственности на средства производства.

Как уже говорилось, исторически известны разнообразные формы государства. Все их, однако, в реальной политической практике можно свести к двум основным типам государственного правления: Это либо государство демократическое, либо государство, в котором демократия отсутствует, или же она существенно ограничена, что по выражению В.И.Ленина тоже есть один из видов её уничтожения.
Социализм рождается в результате самого широкого демократического движения трудящихся масс за социальную справедливость, против всех форм угнетения человека, и он предполагает создание нового государства на самой широкой демократической основе.
Такое демократическое государство, которое создается и формируется народом, и деятельность которого находится под его прямым и непосредственным контролем, является ни чем иным, как инструментом выражения воли и интересов народа.
«Управление народа посредством самого народа». Таким по выражению К.Маркса должно быть содержание социалистической демократии, форма же её может быть самой разнообразной, если она его, это содержание, реально обеспечивает. «Народ, объединенный советами – вот кто должен управлять государством», – так определял В.И.Ленин эту форму применительно к нашей стране, подчеркивая, что в будущем социализм даст разнообразие других форм.
В этих условиях, т.е. при демократическом характере социалистического государства, государственная собственность на средства производства являет я лишь формальным выражением фактически существующей общественной, общенародной собственности (государственная собственность = общенародная собственность). В нашу формулу социализма (социализм = общественная собственность на средства производства) не вносится, таким образом, никаких изменений и государство в этой схеме можно вообще не рассматривать как самостоятельный субъект производственных отношений. Поскольку здесь отсутствует раздвоение субъекта власти, то отсутствует и раздвоение субъекта собственности (вся власть, а следовательно и вся собственность, принадлежит народу).
Поэтому, отбросив формально-юридическую и принимая во внимание лишь фактическую сторону, можно сказать, что демократическое социалистическое государство продолжает оставаться по существу лишь элементом надстройки и не проникает в сферу базиса.

Однако, картина резко меняется при нарушении в социалистическом обществе демократии, бюрократизации общественной жизни, недемократическом характере государства.

На понятиях «демократия» и «бюрократия» необходимо вкратце остановиться особо, поскольку вокруг них нагромождено множество путаницы.
Эти понятия стоят в ряду аналогично образуемых понятий, обозначающих различные системы власти (от греч. кратос = сила, власть, господство). Тематическое поле этих понятий включает такие политические термины, как:
автократия = власть одного лица, единовластие, самовластие, самодержавие, монархия, абсолютизм;
аристократия = власть высшего знатного общественного сословия;
демократия = власть народа, народовластие (от греч. демос = народ);
бюрократия = власть чиновничества (от франц. бюро = письменный стол, канцелярия);
теократия = власть духовенства (примеры: Ватикан, Иран) и т.д. (список можно продолжить).

Понятие «демократия» в современном употреблении этого слова включает следующие основные значения:
во-первых, форму государства, систему государственного правления, основанную на народовластии;
во-вторых, принципы формирования органов власти с соответствующей процедурой, обеспечивающие народовластие (т.е. их выборность народом, контроль их деятельности со стороны народа и т.д.); иными словами – это принципы организации политической жизни, в основе которых лежат широкие гражданские права и свободы; и, наконец,
в-третьих, это сама совокупность этих прав и свобод.
Следует подчеркнуть, что гражданские права включают как права в политической сфере, такие как: право избирать и быть избранным, право объединяться в политические общественные организации, свобода слова, печати, собраний, митингов и демонстраций и т.д., так и права в социальной области, такие как: право на труд, отдых, образование, охрану здоровья, материальное обеспечение, жильё и т.д. В связи с этим помимо политической демократии принято говорить о том, что классики называли «социальной демократией».
Следует ясно различать эти, хотя и диалектически взаимосвязанные, но не тождественные понятия, поскольку на их смешении, взаимной подмене строится множество разного рода спекуляций.

Теперь о бюрократии.
Здесь кажется ясности сегодня меньше всего. Именно на вопросах о бюрократии, как мы помним, теряли очки эрудиты-знатоки из передачи «Что? Где? Когда?». Так что же такое бюрократия?
Под этим словом часто понимают, бумаготворчество, педантичное следование инструкциям и т.д. Между тем это неверно, в том смысле, что хотя всё это и имеет прямое отношение к бюрократии, тем не менее это не те главные, основные признаки, по которым она определяется, поскольку суть бюрократии состоит не в этом, а во всесилии и всевластии чиновничества.
Таким образом, бюрократия – это:
во-первых, система управления, основанная на власти чиновничества;
во-вторых, это само чиновниче-бюрократическое сословие (собирательное от слова «бюрократ») и, наконец,
в-третьих, это свойственный бюрократической системе, присущий ей стиль функционирования, вытекающий из её сути и характеризующийся такими чертами, как чиновничий произвол и администрирование, подхалимаж перед начальством, чинопочитание и чванливое, высокомерное, грубое, пренебрежительное, бездушное отношение к человеку, его проблемам и запросам, здесь и беззаконие, служебные злоупотребления и должностные преступления, здесь превращение начальника в «удельного князя», ревностная охрана собственных интересов и привилегий и зажим критики, здесь культы личностей, волюнтаризм и субъективизм, ведомственность и местничество, здесь расхождение между словом и делом, шумиха и показуха, косность и застой, очковтирательство и приписки, стремление скрыть истинное положение дел (и потому опять зажим критики), здесь и раздутые аппараты различных чиновничих учреждений, и, конечно же, формализм, волокита и море бумаг: инструкций, циркуляров, указаний, отчетов, «руководящих распоряжений» (призванных «оправдать» необходимость собственного административного существования) и т.д., и т.п., и проч., за которыми не видно живого реального человека, в которых тонет любое живое дело, где глохнет любое начинание, гибнет любая инициатива, здесь и бесчисленные заседания, совещания с бесконечными и пустыми словопрениями…
Список проявлений многоликой бюрократии можно продолжать долго, но думается сказано достаточно.
Как всегда хорош Даль, который пишет о бюрократии, что это: «Управление, где господствует чиноначалие, степенная подчиненность, зависимость каждого служебного лица от вышестоящего и бумажное многописание при этом; многоначалие и многописание». Бюрократ же по Далю – «защитник этого образа правления».
Бюрократию в 3-м значении называют обычно бюрократизмом. Порой термин «бюрократизм» употребляют, правда, и в отношении 1-го её значения (как это делает, например, словарь Ожегова).
Сегодня часто смешивают понятия бюрократия и централизм, бюрократия и организация. Это в корне неверно.
Понятие бюрократии вовсе не тождественно понятию организации вообще, централизма вообще. «Мы стоим за демократический централизм, – подчеркивал В.И.Ленин, – и надо ясно понять как далеко отличается демократический централизм … от централизма бюрократического». То же, перефразируя, можно сказать и об организации. Такие принципы и правила организации, необходимые для её работы, как чёткая структура управления, иерархия должностей, строгое разделение функций, дисциплина, чёткие правила организации делопроизводства и т.д. сами по себе ещё вовсе не означают бюрократии.
Бюрократия – это независимость руководящего аппарата от низов, от масс, его неподконтрольность массам, возникающая вследствие отсутствия демократии или нарушения её принципов (подмены на практике основного её принципа – демократической выборности снизу бюрократическим назначенчеством сверху), что и создает основу для всевластия чиновничества.
В этих условиях руководящие работники это уже не просто государственные, партийные, профсоюзные и т.д. служащие, выдвинутые на свои посты массами за их заслуги, умения, способности. Это уже неконтролируемое массами, отделившееся от них, оторванное от них, возвышающееся над ними особое номенклатурное сословия бюрократов – партийных аппаратчиков, государственных и хозяйственных чиновников, функционеров общественных организаций.
Коренным признаком бюрократии, как отмечает Большая советская энциклопедия (БСЭ), «является существование и рост слоя бюрократов – привилегированной и оторванной от народа чиновничье-административной касты».
Вторым по значению существенным признаком бюрократии, после сосредоточения власти в руках той или иной узкой правящей верхушки, является формализм, главенство формы над содержательной стороной деятельности, что тесно связано с таким её третьим характерным свойством, как подчинение бюрократией живых задач целям её собственного сохранения и укрепления.
Ещё одно интересное характерное свойство, отмечаемое БСЭ: «Строгие правила и жёсткие предписания в бюрократии уживаются с возможностью принимать волюнтаристские решения», причём хочется подчеркнуть, что как в центре, так и на местах, что естественно в условиях отсутствия контроля снизу.
«Условия бюрократической организации, – подчеркивает БСЭ, – формируют специфический тип личности, главными психологическими и моральными чертами которой являются политический, идейный и моральный конформизм, ориентация на выполнение формальных обязанностей, стандартизация потребностей и интересов. Бюрократия представляет собой определённое вырождение социальной организации».
Впервые научное понимание природы и существа бюрократии, отмечается в БСЭ, дал К.Маркс, показавший, что в условиях бюрократии происходит потеря организацией содержательной цели своей деятельности и подчинение правил её функционирования, деловых принципов задаче сохранения и укрепления её как таковой, «Бюрократия, – писал Маркс, – должна … защищать мнимую всеобщность особого интереса, корпоративный дух, чтобы спасти мнимую особенность всеобщего интереса, свой собственный дух». Она «… вынуждена выдавать формальное за содержание, а содержание – за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи – в государственные».
В основе бюрократии, подчеркивается в БСЭ, лежит стремление верхов подчинить работу организации сохранению и укреплению своего господства. Именно отсюда, говорится там, К.Маркс выводил такие черты бюрократии, как формализм, бездушие, крючкотворство, бюрократический произвол.

Наглядную иллюстрацию к этим марксистским положениям дают сегодня и примеры бюрократии в практике международного социализма. Сформировавшись в систему в той или иной социалистической стране, бюрократия стремится, используя государственно-политический и идеологический механизм, отождествить себя с самим социализмом, представить задачи сохранения и укрепления собственного господства (свой собственный интерес), как задачи сохранения и укрепления социалистического строя (объективный общественный интерес), стараясь внушить представление о своём правлении (которое она, разумеется, называет «демократическим»), как о единственно возможном способе существования социализма и оправдать его, тем самым (в том числе и в плане самоубеждения, самоуспокоения) «высшими соображениями».
Между тем на деле, учитывая особую роль социалистического государства, бюрократизация общественной жизни имеет для социализма самые далеко идущие последствия.
При нарушении принципа социалистической демократии и возникновения государства бюрократического по своему характеру, такое государство становится не просто формально-юридическим, но фактическим субъектом собственности и не только непосредственно вливается в базис, но, более того, становится его основным элементом.
Действительно, в этом случае, с одной стороны, средства производства объединены в масштабах всего общества, т.е. общественный характер производства проявляется тут самым наглядным образом, но, с другой стороны, право собственности и право распоряжения общественным богатством принадлежит государству, которое вследствие нарушения демократии не является более подлинным представителем народа (является лишь его формально-официальным представителем), государству оторванному от общества, вставшему над ним, отчужденному от общества.
Ясно, что в такой ситуации тождества «государственная собственность = общенародная собственность» более не существует, и оно тем более нарушается, чем более нарушается демократия. А раз так, то налицо возникновение противоречия между общественным характером производства и фактической государственно-бюрократической формой собственности, т.е. на основе нарушения принципа демократии в социалистическом обществе происходит возрождение в новой исторической форме основного экономического противоречия между уровнем развития производительных сил и характером основного производственного отношения – отношения собственности на средства производства.

Таким образом, нарушение демократии ведет к формированию базисной деформации в социалистическом обществе.

А это означает, что бюрократизация общественной жизни является при социализме не просто политически безнравственным (т.е. надстроечным) явлением, она затрагивает сам социалистический способ производства, а значит представляет собой явление не просто противное социализму, а несущее в себе прямую угрозу самому социалистическому строю.
Нарушается основной принцип социализма – принцип общественной собственности, являющийся основой, фундаментом социалистического строя. Деформация эта, следуя открытым К.Марксом законам, распространяется на всю общественную экономику и охватывает собою все прочие сферы общественной жизни.

Возникает вопрос: может ли в свете всего изложенного общество «бюрократического социализма» продолжать называться социалистическим обществом? Очевидно ответить можно лишь с определенными оговорками. И ответ будет зависеть от степени бюрократизации общества.
Искажая социализм, социалистический способ производства, социалистический базис, бюрократия, в зависимости от масштабов, которые она принимает, и форм её проявления, привносит вместе с собой в социализм элементы чуждых ему форм собственности и, как следствие, чуждых ему способов производства (т.е. «количество бюрократии» придает то или иное качество системе).
Поэтому, если продолжать употреблять термин «социализм» по отношению к бюрократическим системам, основанным на государственной собственности на средства производства, то можно получить такие (нелепые) сочетания, как «государственно-феодальный социализм», примером которого может служить маоистский Китай, где партийная бюрократия узурпировала всю власть в стране, безраздельно распоряжаясь и всем общественным богатством и самими судьбами миллиардного народа; или «государственно-рабовладельческий социализм», как в полпотовской Кампучии, где клика фашиствующих чиновников полностью распоряжалась не только национальным богатством, но и самой жизнью людей. Страна фактически была превращена в гигантскую рабовладельческую латифундию с восьмью миллионами рабов, управлявшихся классом чиновников-рабовладельцев.
«Бюрократический социализм » порождает новый особый общественный класс – класс бюрократического чиновничества, который является не просто социальным слоем, а именно классом со всеми присущими ему по В.И.Ленину и экономическими и социально-политическими функциями.
Главным, определяющим признаком класса является отношение к средствам производства, от которого в конечном счете зависят и положение класса в обществе, и его роль в системе общественной экономики, и размеры получаемого дохода, и способ получения этого дохода.
Установив свою монополию на государственную власть, социалистическая бюрократия тем самым получает в своё полное и безраздельное распоряжение всю сумму общенациональных богатств. При этом формально, юридически государственная собственность приобретает новое реальное качество. Из фактически общенародной собственности в условиях демократии она превращается в фактическую собственность бюрократии.
Суть же не в формальной, а в фактической стороне. Определяя понятие классов и делая это с исчерпывающей научной точностью, В,И,Ленин специально и особо подчеркнул, что отношение классов к средствам производства является большей частью закрепленным и оформленным в законах. Большей частью, следовательно не всегда, не обязательно, т.е. не в этом суть, не это главное. Главное – реальное положение дел.
Аналогичным образом, К.Маркс в своё время, критикуя буржуазную науку, утверждавшую, что смена формационных форм собственности происходит в результате законодательных изменений, подчёркивал, что в действительности всё наоборот – сначала объективно обусловленная система собственности складывается фактически, а уже затем происходят соответствующие ей изменения в законодательстве. Т.е., юридическая, формальная сторона имеет второстепенное значение, она здесь вторична, первичным же, основным является реальное, фактически существующее положение дел.
Хочется лишь добавить, что отношение собственности складывается из трёх основных составляющих: владение, пользование, распоряжение. Оно не сводится к возможности всю собственность целиком присвоить, «потребить» и т.п. Взаимоотношения собственника и самой собственности могут порой принимать сложные, причудливые формы.
Одно дело, когда размеры собственности таковы, что всю её можно сложить в сундук, унести с собой, где-нибудь спрятать. Совсем другое дело, когда счёт идёт на миллиарды, а сами точные её размеры известны лишь округленно, приблизительно. Тут в сундук уже ничего не спрячешь (да это и ни к чему), тут собственность приобретает статус известной самостоятельности.
Американский миллиардер П.Гетти был знаменит тем, что экономил на всём. Если, скажем, под рукой не оказывалось личного автомобиля, то он не брал такси – это дорого – а добирался домой в общественном транспорте. Но, превратившись в придаток к своему капиталу, он тем не менее оставался его полным, в том числе и юридическим, собственником (продолжая есть на золоте, созерцая при этом шедевры мировой живописи), и на этот счёт не известно никаких теоретических альтернатив.
С другой стороны, многие наши партийно-государственные чиновники, скажем в Узбекистане в период рашидовщины, формально не являлись собственниками общественных богатств, однако это их, как известно, не особенно смущало.
«Бюрократия имеет в своём обладании государство…, – писал К.Маркс, – это её частная собственность» (т.I, стр.272). Получая в свою собственность вместе с государством и всю совокупность принадлежащих ему средств производства и всех прочих общественных богатств, социалистическая бюрократия становится полноценным социальным классом. И не беда, что формально государственная собственность бюрократии не принадлежит. Она не только полновластно распоряжается ею по своему усмотрению, но и располагает разнообразным множеством средств, приёмов и методов извлечения из неё как всевозможных выгод и преимуществ, так и прямого дохода.
В одном кинофильме есть сцена, где журналист беседует с рабочим, возводящим какую-то номенклатурную дачу.
Кто здесь будет жить?
Жить здесь будет «дядя».
А платить за всё это кто будет?
А платить будет хозяин.
А кто хозяин?
А хозяин у нас народ. Вот он за все и платит.
Тем самым в условиях «бюрократического социализма» общество вновь как и прежде раскалывается на два противоположных класса: новый класс собственников – бюрократию и отстраненный, отчужденные от средств производства народные трудящиеся массы.
Сосредоточение средств производства в руках государства при нарушении демократии приводит к искажению социализма в духе системы, которую можно назвать этатизмом.(от франц. «эта» = государство), представляющую собой в абстрактно чистом виде своеобразную гигантскую сверхмонополию общенационального масштаба, или же (в зависимости от форм бюрократии и, как следствие, форм производственных отношений) феодальное или рабовладельческое хозяйство, возведенное до масштабов целой страны.
События в Кампучии, являющиеся самым ужасающим примером последствий уничтожения демократии, наглядно показывают, как жестоко можно ошибиться если причислять страну к социалистическому лагерю на том лишь основании, что средства производства сосредоточены там в руках государства, во главе которого стоят люди, называющие себя коммунистами и использующие коммунистическую фразу и символику.
Конечно, нарушение демократии в таких масштабах, при которых базисная деформация социализма доходит до его полной трансформации в другое качество, можно считать явлением исключительным. Но, присутствуя в любой мере, оно неизменно влечёт за собой – в той же самой мере – и искажение социализма. И если на практике возрождение рабовладельческих или феодальных отношений тут опять-таки исключение, то правилом является деформация социализма в духе более близкого ему по типу строя – капитализма и образование бюрократически этатизированной системы, которую можно назвать «государственно-монополистическим социализмом». Здесь искажения социализма не принимают таких варварских форм, но тем не менее эта система несёт в себе все черты капиталистического перерождения в его наивысшей государственно-монополистической форме, которое происходит, однако, завуалированно, поскольку совершается в оболочке социализма, к тому же тесно соседствуя, сплетаясь с подлинно социалистическими элементами и формами общественно-экономического здания.
Нарушение принципа социалистической демократии ведёт к искажению базиса социализма и, как закономерное и неизбежное следствие, к нарушению его экономических законов. В обществе «бюрократического социализма» происходит постепенная, поначалу внешне скрытая подмена общественной собственности государственно-монополистической собственностью, подмена социалистических производственных отношений этатическими. На смену основному экономическому закону социализма приходит закон государственно-монополистического накопления. Из субъекта собственности народные массы превращаются в наемный объект эксплуатации системой бюрократии, возникает эксплуатация человека бюрократическим государством.
Происходит возрождение экономических, а также общественных, духовных, идеологических, нравственных явлений, присущих капиталистической формации. Человеку мало-мальски знакомому с азами теории научного социализма и непредвзято глядящему на вещи не потребуется долго доказывать, что все это объективные процессы, протекающие независимо от воли или желания кого бы то ни было и являющиеся закономерным и неизбежным следствием нарушения социалистической демократии.
Таким образом, для социализма недостаточно ликвидации частнокапиталистической системы собственности и передачи основных средств производства в руки государства. Необходима ещё самая широкая, доведенная до конца (какая пугающая фраза для бюрократа) демократизация всей государственной и общественной жизни. Поэтому, когда речь идёт об укладе государственной собственности, в уточненном и более развернутом виде наша формула социализма может быть, тем самым, представлена следующим образом: социализм (общественная собственность) = государственная собственность + демократия.
«Социализм невозможен без демократии», указывал В.И.Ленин (ПСС, т.30, стр.128). «Победоносный социализм необходимо должен осуществить полную демократию», подчеркивал он, «…невозможен победоносный социализм, не осуществляющий полной демократии» (т.27, стр.252, 253).
В свете всего изложенного становится очевидным, что форма государства, характер государственного правления имеет при социализме самое существенное значение. Можно сказать, что форма в данном случае становится «содержательной», форма сливается с содержанием и одно становится неотрывным от другого.
Поэтому любое нарушение демократии в социалистическом обществе является одновременно искажением социализма.
Демократия – это «реальное» зеркало, в котором отражается лицо теоретического социализма, и чем более искривлено это зеркало, тем более искажается то, что отражается в нём, вплоть до полного уродства и неузнаваемости.

Между тем, в истории самых разных социалистических стран мы находим, увы, слишком много примеров бюрократического искажения социализма в самых разнообразных его формах.
Исторически начало этому было положено в нашей стране в 30-е г.г., когда параллельно с теми новаторскими преобразованиями во всех сферах общества, которые совершал советский народ, выполняя ленинский план построения социализма, сформировались и те мрачные явления общественной жизни, которые хорошо известны и которые ХХ съездом КПСС были связаны с периодом правления И.В.Сталина и стилем его руководства.
Именно тогда в обстановке нездоровой нравственно-политической атмосферы, сложившейся в стране, получили массовое распространение командно-административные – т.е. бюрократические – методы управления.
Явление это приобрело столь широкие масштабы, что этот вопрос был специально поставлен на февральско-мартовском пленуме 1937 г. В принятой на нём резолюции осуждалась получившая повсеместное распространение «практика нарушения Устава партии и основ внутрипартийного демократизма», указывалось на недопустимость таких фактов, как «нарушение выборности партийных органов, несоблюдение … сроков выборов» и т.д. Отмечалось, что «утверждение вышестоящими партийными органами секретарей парткомитетов нередко происходит до избрания их в местных парторганизациях», которые в итоге даже «не имеют возможности обсудить кандидатуру рекомендуемого работника». Снятие же работников с должности происходит «без разъяснения парторганизациям мотивов снятия того или иного партийного руководителя».
«Таким образом, – делался вывод, – выборная процедура превращается в простую формальность», а сами выборы, тем самым, фактически подменяются «назначенчеством».
Нарисованную в резолюции картину можно приводить, как классический пример бюрократии, когда каждый работник аппарата не избирается на свой пост демократическим путем, а фактически произвольно назначается и смещается сверху, и таким способом происходит расстановка всех кадров сверху до низу.
Исходя из всего сказанного, резолюция подчеркивала необходимость «перестроить партийную работу на основе безусловного и полного проведения в жизнь начал внутрипартийного демократизма», «восстановить… выборность руководящих органов».
Делая, однако, на словах правильные теоретические выводы, требуя, «чтобы партия проводила последовательную демократическую практику… чтобы все органы партии являлись бы выборными, чтобы критика и самокритика развивались в полной мере, чтобы ответственность партийных органов перед партийной массой была полной…» (там же), И.В.Сталин (а, судя по стилю, резолюция была написана им лично) при этом на деле сам являлся тем источником, от которого бюрократия распространялась на все сферы партийной, государственной, общественной жизни. Фактически единолично по своему усмотрению, произвольно он назначал и снимал с должностей (расстреливая при желании) работников любого уровня. Соответствующая практика, как о том свидетельствует упомянутая резолюция, процветала и в среднем и в нижнем звене.
В этой обстановке бюрократизм сформировался не просто в массовое явление. Он приобрел новое качество. Сложилась система бюрократии, стройная и целостная авторитарно-бюрократическая пирамида власти, на вершине которой возвышалось самовластие И.В.Сталина, стоявшего выше партийного и государственного закона, вне всяких общих норм и правил.
В таких условиях развитие политической демократии по форме (отмена ограничений демократии по новой конституции 1936 г. и т.д.) теряло, разумеется, всякое реальное практическое значение.

Личность руководителя в условиях бюрократической системы накладывает столь сильный отпечаток на всю общественную жизнь, что период правления того или иного из них составляет целую особую своеобразную эпоху в истории страны.
В 1953 г. ушла в прошлое сталинская эпоха. С тех пор наше общество пережило ещё два крупных периода своей истории: эпоху Н.С.Хрущёва и эпоху Л.И.Брежнева.
При всей их несхожести оба эти периода имели, тем не менее, общие черты. Каждый из них начинался с критики новым руководителем своего предшественники. Звучали фразы о восстановлении ленинских норм партийной и государственной жизни. Не забывали при этом сказать и о демократии.
Однако в процессе ликвидации эксцессов предыдущего правления (будь то периода «культа личности» или «волюнтаристско-субъективистского уклона») ни при Н.С.Хрущёве ни при Л.И.Брежневе не была затронута сама первооснова этих эксцессов – бюрократия, как система.
В итоге каждый из периодов заканчивался кризисом и обществу вновь приходилось возвращаться к теме восстановления ленинских норм, но теперь уже по вине того, кто сам не так давно поднимал знамя борьбы за их чистоту.
В результате каждый из периодов явился периодом не только сохранения, но и дальнейшего развития бюрократии.
Сильный толчок этому дали события 60-х г.г., когда спустя два года после принятия XXII съездом программы построения коммунизма в стране неожиданно возник серьезный продовольственный кризис, который и привёл в конечном итоге к смещению Н.С.Хрущёва.
Очереди за хлебом после эйфории XXII съезда привели ко всеобщему отрезвлению. Впрочем, голода, как такового, в стране не было даже в самый кульминационный период в 1963 г.
Однако, шло время и не менее важное значение начинала приобретать проблема идеологического голода, которая всё сильнее ощущалась обществом. Всё более очевидным становилось, что партийная программа, какой она была принята XXII съездом, нереальна и невыполнима. Народ обращал свой взгляд к руководству в ожидании, что оно скажет по этому поводу. В ответ он встречал лишь глухое молчание.
Стало ясно, что новое брежневское руководство не собирается проводить политику прямого и открытого, по-ленински правдивого, по-коммунистически честного и откровенного разговора с народом о проблемах страны.
Между тем, вопрос был слишком серьезный, чтобы его можно было замалчивать. Слишком сильно то, что произошло затронуло всё общество, и поэтому слишком явным и очевидным для всех был уход руководства от ответа.
В этой ситуации люди поняли, почувствовали, что их обманули и не собираются говорить правду и в дальнейшем. Для них, привыкших до сих пор верить партии, это было обидно. Постепенно привкус горечи, присутствовавший в обществе начиная с 1963 г., всё более дополнялся и сменялся разочарованием, скептицизмом, отсутствием всякого доверия к словам.
Утрата иллюзий находила своё продолжение в утрате идеалов. В обществе начался процесс глубокой деидеологизации. Кризис веры в идеи, сплачивавшие людей, приводил к утрате коллективистских форм сознания и мышления, которые были свойственны советскому обществу, к постепенному уходу людей в себя, их разобщенности, отчужденности, индивидуализму, эгоизму, наконец. Разочарование находило своё продолжение в равнодушии, безразличии ко всему, что происходит вокруг. Образующийся же идеологический вакуум начинал всё больше наполняться чужеродными социализму идеями. Сознание, как и природа, не терпит пустоты.
Так в 60-е г.г. в обществе сформировался и затем стал неуклонно развиваться глубокий идеологический, духовно-нравственный кризис.
Породив этот кризис, бюрократия фактически устраняла теперь всякие барьеры на своём пути, которые существовали прежде в виде веры в идеалы, идейной убежденности, общественной активности широких народных масс, что служило в обществе противовесом процессу бюрократизации. Пусть всё это не представляло какой-либо опасности для бюрократии в целом, но, по крайней мере в нижних её звеньях, постоянно и повсеместно возникало перед ней в виде различных препятствий, помех, доставляло хлопоты, беспокойства, неудобства, неприятности, оказывало ей, наконец, то тут то там сопротивление, сдерживало её более менее в пределах аппарата, не позволяя этой липкой ржавчине полностью разъесть всё общество.
Теперь всё это быстро шло нас спад. Бюрократическая братия могла торжествовать. Тактика взаимоотношения с «верхами» была у неё давно отлажена, доведена до совершенства. «Низы» же становились всё менее назойливо-докучливыми, всё более равнодушно-безразличными и покорно-пассивными.

Между тем, последствия нового развития бюрократии очень скоро дали себя знать не только в духовной, но и в экономической сфере. Уже в начале 70-х г.г. экономика страны стала буксовать, вступила в полосу застоя и кризисного развития. А к середине десятилетия в обществе сформировался новый кризис. Кризис 70-х имел, впрочем, свои особенности. Он не проявлялся бурно и резко, как кризис 1963 г. Тем не менее он со всей отчетливостью ощущался обществом. Известно, что воспалительный процесс в организме человека, например воспаление лёгких, может протекать без высокой температуры, а, случается, даже вообще без температуры. Тем не менее человек серьёзно болен. Новый кризис как раз представлял собой такой вялотекущий процесс. Но чем такие процессы неприятны – они, как правило, носят затяжной, хронический характер. Дело то вроде бы несколько идёт на поправку, то снова ухудшается. Но настоящего улучшения не наступает, а угроза серьёзного обострения присутствует постоянно.
В итоге общество лишь сейчас пытается выйти из этой кризисной полосы.
Говоря это, надо учитывать другую характерную особенность нового кризиса, состоящую в том, что хозяйственные неурядицы, начавшиеся в 70-х г.г., явились составной частью более широкого, общего, комплексного кризиса, в который погрузилось общество и который пронизал собой все его сферы: социально-политическую, духовно-нравственную (идеологическую) и, наконец, производственно-экономическую.
Таково было наследство, полученное 3 года назад политикой перестройки, которое ей и предстоит теперь преодолевать. Сделать это будет нелегко.

Пред нами сложный комплекс проблем, которые необходимо решать. С какой стороны к ним подойти? В подобных ситуациях, как подчеркивал В.И.Ленин, из общего числа задач необходимо выделить главную, ключевую задачу – то основное звено, потянув за которое можно вытащить всю цепь.
Таким звеном, лежащим в основе всех тех проблем и негативных явлений, с которыми сталкивается социалистическое общество, является бюрократия как система. Поэтому задача ликвидации бюрократии является задачей главной, первостепенной.
И с этой точки зрения курс на демократизацию всей общественной жизни и прежде всего демократизацию партии, с которым отождествляется сама перестройка, отражает суть проблемы.

Необходимо только внести в этот вопрос некоторую ясность.
Дело в том, что проблема демократизации и проблема ликвидации бюрократии – это одна и та же проблема. Это не два разных вопроса, а один и тот же вопрос. Именно уничтожение бюрократии как системы представляет собой сущность, основное содержание процесса демократизации.
Между тем, сегодня эти два вопроса часто разделяют. Скажем, в тех или иных документах, решениях можно видеть как в одном месте речь идёт о задаче демократизации, о развитии демократических форм и т.д. (без упоминания о бюрократии), а затем в другом отдельно говорится о необходимости борьбы с бюрократизмом, волюнтаризмом, догматизмом и т.д. (в общем ряду).
Тогда как надо ясно осознать одну принципиально важную вещь. Что демократия и бюрократия – это не два отдельных и обособленных явления. Это две противоположных стороны одной медали – как информация и энтропия. Две противоположных формы власти. Вопрос стоит так: или демократия или бюрократия, и в этом смысле демократии прибавится ровно столько, сколько убудет бюрократии, и ни на йоту больше.
Острие борьбы поэтому должно быть направлено в первую очередь не против отдельных бюрократов и бюрократизма, как стиля их деятельности, а против порождающей всё это бюрократической системы. То есть, не против следствий, а против причины. Бороться с бюрократами и бюрократизмом разумеется надо, но решить проблему этим нельзя. Победить бюрократию, как совокупность, сообщество, «содружество» бюрократов можно лишь ликвидировав систему их организации.
А о том, что лежит в основе этой системы, мы уже говорили. Если определить одним словом, то это назначенчество. То назначенчество, которое подменяет собой демократическую выборность. Именно на основе назначенчества сверху формируется весь кадровый корпус бюрократии, именно такой механизм делает её независимой от низов, неподконтрольной низам, именно он формирует систему общественных отношений, где каждый отдельный чиновник знает, что поставлен он на своё место вышестоящей инстанцией, что его жизненное преуспевание, карьера зависит от верхов, а не от политически аморфной массы. В соответствии с этим он и обращается лицом к вышестоящему патрону, поворачиваясь спиной к народу, от которого ничего не зависит, который ничего не решает и ничего для него не значит. Так бюрократическая система формирует политико-психологический тип попадающей в неё личности. Так выстраивается вся бюрократическая иерархия, где сверху вниз идут циркуляры, а снизу вверх – рапорты и отчёты. Так механизм бюрократического централизма распространяется на все сферы общества, которыми руководит бюрократия: политику, идеологию, культуру, социальную сферу, экономику, неся с собой всюду администрирование, косность, застой.
Наглядным примером может служить бюрократическое управление народным хозяйством.
Можно ли, скажем, назвать централизованным планированием то бюрократическое управление экономикой, которое как раз и порождает, так сказать «в плановом порядке», диспропорции, дисбаланс, дефициты. Причем нарушая самые основные пропорции во всей социально-экономической сфере общества? Ясно, что это лишь пародия на планирование.
Всё дело в том, что тот бюрократический сверхцентрализм, который сторонники административной системы считают весьма большим достоинством, на деле централизмом в подлинном смысле по сути ведь не является. Бюрократический централизм – это мнимый централизм, это лишь внешняя иллюзия централизма, за которой в действительности скрывается бюрократическая индивидуалистическая разобщенность.
Мы уже вспоминали, что Маркс называл государство частной собственностью бюрократии. В условиях, когда это государство сосредоточивает в своих руках всю основную массу общественных богатств и когда отсутствует подлинный демократический механизм для централизованного управления этим национальным достоянием всем обществом через формируемые им и подконтрольные ему государственные органы, в этих условиях внешне единое государство и внешне централизованная собственность на деле распадается, растаскивается на огромное число больших и малых, территориальных, ведомственных и прочих удельных княжеств, частных владений со своими большими и малыми хозяевами и хозяйчиками, пусть вассальными, но уж зато полновластными в своей вотчине.
Формируя в условиях бесконтрольности и произвола свой особый специфический тип чиновника, бюрократическая система начинает превращать в бюрократа всякого, от кого хоть в малейшей степени в зависимость попадает человек. А в зависимости он в этой системе – от всех. Начиная от крупного партийно-государственного функционера – хозяина региона или отрасли, и кончая «функционерами» самого мелкого масштаба, перед которыми он оказывается в роли униженного просителя: администратором в гостинице (захочет даст вам номер – захочет не даст), начальником ЖЭКа (захочет починит вам кран – захочет и нет), продавщицей в магазине (захотела дала вам из-под полы дефицит – захотела не дала), водителем троллейбуса (захотел открыл вам дверь – захотел не открыл). И это на каждом шагу – подите-ка поборитесь вы с ними со всеми.
У известного советского драматурга В.Розова есть пьеса «Несколько капель», состоящая из ряда сцен, в каждой из которых по идее автора как в капле воды отражается более крупная проблема. Есть там и сценка «Хозяин», где швейцар не пускает посетителей в ресторан (государственный, разумеется), заявляя, что мест нет. Места-то есть и обе стороны это отлично знают, и сам швейцар в конце концов «смилостивившись» пропускает их. Правда, всех кроме одного, который, как он посчитал, плохо его об этом просил. «Вот этого, – заявляет, – не пущу. Я здесь хозяин». И не пустил-таки, доказал, что слово «хозяин» он употребляет не случайно.

Вот таким образом обстоит на практике дело с общественной собственностью.

Бюрократическая деформация социалистического базиса находит своё отражение и продолжение в надстройке, которая является его чутким индикатором, и выражается в том, что человек труда перестает чувствовать себя хозяином своего предприятия, своего города, своей страны. Взамен у него появляется комплекс ощущений наёмного работника гигантской государственной монополии.
Естественным следствием этого является возникновение противоречия между личным («мое») и общественным («не мое»). Естественным будет здесь и стремление преумножать лишь личное и безразличие к общественному. Экономический эффект подобного явления не замедляет сказываться.
Можно сколько угодно убеждать на словах человека, что он хозяин, но общественное сознание согласно учению научного социализма формируется не уговорами, а общественным бытием, т.е. реальной фактической экономической ситуацией, реальным положением дел. Сколько не повторяй «халва-халва», а во рту слаще не станет, гласит восточная мудрость.
Подлинное чувство социалистического хозяина может существовать только лишь на основе подлинной общественной собственности. А подлинная общественная собственность, как впрочем и подлинный централизм в планировании и управлении этой собственностью, возможны лишь на основе демократии. И в отличие от бюрократического централизма, централизм демократический не только не исключает, но напротив предполагает и самостоятельность на местах, и местную инициативу, «предполагает, – как писал В.И.Ленин, – полнейшую свободу различных местностей и даже различных общин государства в выработке разнообразных форм и государственной , и общественной, и экономической жизни. Нет ничего ошибочней, как смешение демократического централизма с бюрократизмом и шаблонизацией. Наша задача теперь – провести именно демократический централизм в области хозяйства».
Именно в этом, перекликаясь с ленинскими словами, и состоит сегодня основная задача проводимой в рамках перестройки экономической реформы, являющейся по сути одним из направлений общей программы демократизации общественной жизни.
Полный социалистический хозрасчет и самостоятельность предприятий, и вырастающее на этой основе всеобщее экономическое объединение, как раз и составляют ту демократическую основу, которая необходима для подлинного, а не мнимого, социалистического централизма, для подлинного, а не мнимого, соединения трудящихся со средствами производства.
Если политическая демократизация делает это в масштабах всего общества в целом, устраняя основное экономическое противоречие, то демократическая перестройка в экономике в сочетании с производственной демократией, делает это в масштабах каждого отдельного предприятия, устраняя нарушение главного социалистического принципа – принципа распределения по труду.
Приведенную же выше ленинскую цитату хочется предложить тем нашим сторонникам ортодоксально-административной системы, которые полную хозрасчетную самостоятельность государственных предприятий, расширение форм экономической жизни, вместе, впрочем, со всей линией на демократизацию общества, пытаются объявить отступлением от принципов социализма.
Правда, если понимать под этим их бюрократический этатический социализм, то отступление от такого «социализма» – это как раз и есть то, что нам нужно.

Вопросам борьбы с бюрократическими извращениями социализма В.И.Ленин постоянно уделял самое пристальное внимание. Исследования ленинского словаря показали, что к проблеме этой он возвращался более 600 раз (и это только в письменных работах).
Бюрократия многолика, и в зависимости от того, о каких бюрократических проявлениях идёт речь, характеристики этого явления мы находим у Ленина самые разные. Он называет бюрократов подлецами и насильниками, ловкачами, мерзавцами и архипройдохами и т.д. Но, что примечательно, даже там, где речь идёт всего лишь о «невинной» волоките у В.И.Ленина читаем: «Самый худший у нас внутренний враг – бюрократ». Сказано это было в марте 1922 г. Ещё только самый конец гражданской войны и врагов у молодого советского государства, причём самых разнообразных, хватает. И тем не менее главным из них В.И.Ленин называет бюрократа. Неделей раньше он горько замечает: «Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это».
Сознавая, что в мелкобуржуазной, экономически и культурно отсталой, безграмотной стране борьба с бюрократизмом потребует долгих усилий, он подчеркивал, что победить это явление декретами и контролем сверху (т.е. теми же бюрократическими методами) невозможно. «Если мы хотим бороться с бюрократизмом, – писал он, – то мы должны привлечь к этому низы», «… каким же иным способом можно прекратить бюрократизм, как не привлечением рабочих и крестьян?», «… шаги к полному уничтожению бюрократизма: поголовное участие в управлении самих трудящихся». А это ведь и есть не что иное, как подлинное народовластие, подлинная, доведенная до конца демократия.
В 20-е г.г. эти ленинские идеи продолжали находить своё отражение в резолюциях партийных съездов, конференций, пленумов. Начиная с 30-х г.г., однако, тема бюрократии начинает встречаться всё реже, причем очень заметно. В упоминавшейся нами резолюции февральско-мартовского пленума 1937 г., где речь шла фактически о классической бюрократической практике, И.В.Сталин уже вообще ни словом не обмолвился о бюрократии. Вносить ясность в этот вопрос для него, как раз закончившего сооружение своей автократически-бюрократической пирамиды власти, явно не входило в задачу. Вместо этого он спрашивал: «Можно ли сказать, что все партийные организации … уже перестроились полностью на демократический лад?», – и отвечал, – «К сожалению нельзя этого сказать с полной уверенностью» (и это в той самой резолюции, где речь как раз шла о полном уже засилье бюрократии). Так ставился теперь вопрос.
Замалчивая сущность проблемы бюрократии, И.В.Сталин постепенно сузил это широкое политическое понятие, свёл его толкование в основном лишь к фактам и проявлениям бюрократизма, как канцелярщины, чиновничьей недобросовестности в исполнении руководящих директив и т.п., и практически вычеркнул, как это он умел, основной его смысл из общественного политического лексикона.
В результате развитие бюрократии как системы сопровождалось в нашем обществе своеобразным идеологическим феноменом: отсутствием в общественном сознании адекватного понятия.
Сегодня, когда задача демократизации объективно выдвигается в ходе социалистической перестройки как проблема первостепенная и первоочередная, отсутствие ясности в этом вопросе становится явлением особенно нетерпимым и недопустимым.
Суть задачи ликвидации бюрократии и демократизации общественной жизни можно сформулировать кратко: поставить на место назначенчества выборность. Именно не просто выборы, а реальную выборность, потому что, что такое выборы без выборности, когда они превращаются в формальную, пустую, ничего не значащую процедуру, нам слишком хорошо известно.

Какие же меры необходимы сегодня, чтобы реально решить, наконец, эту задачу?
Ясно, что меры эти должны определяться общественно-политической и идеологической ситуацией, сложившейся в обществе. Понятно, что одни средства требуются там, где необходимо всего лишь поддерживать уже существующие демократические традиции, и совсем другие там, где их надо заново создавать.
Чем же характеризуется с этой точки зрения наша сегодняшняя ситуация?
Если говорить кратко, то это, с одной стороны, отсутствие политической грамотности, политической культуры и традиций политического демократизма, и, с другой стороны, напротив, прочные традиции многолетней бюрократической практики и соответствующие ей стереотипы бюрократического мышления, формы массового сознания.
В свое время В.И.Ленин, говоря о невозможности скорой победы над бюрократизмом, указывал на такую причину этого, как отсутствие грамотности и культуры. Две трети населения страны тогда вообще не умело читать и писать. А неграмотный человек находится вне политики, подчеркивал он. Эта проблема стояла тогда барьером на пути реального всеобщего участия трудящихся в управлении государством. Поэтому, в частности, задача культурной революции и была выдвинута В.И.Лениным, как одна из основных, без решения которой построение социализма невозможно.
С тех пор в вопросах общей грамотности и культуры наше общество ушло далеко вперед.
Но, что касается грамотности и культуры политической, то, начиная с 30-х г.г., оно утратило и те позиции, которые к тому времени уже имело.
Поэтому и приходится сегодня констатировать отсутствие политической грамотности в обществе (стержневым вопросом которой является понимание сущности бюрократии при социализме), что порождалось апологетической по отношению к бюрократическим властям идеологической, пропагандистской практикой и соответствующей системой образования, через которую прошли целые поколения.
Ещё сложнее обстоит дело с политической культурой, практически полное отсутствие которой явилось следствием отлучения народных масс в течение десятилетий от всякой политической деятельности помимо соблюдения установленных сверху ритуалов.
Исходя из всего этого надо определять и программу мер по преодолению бюрократии.
Поскольку болезнь запущена, то и действовать необходимо самыми радикальными бескомпромиссными мерами. Малейшей оставленной лазейкой многоопытная бюрократия моментально воспользуется и сведёт на нет все усилия.
Действовать необходимо, как представляется, в двух основных направлениях: идеологическом и организационно-политическом, правовом.
В области идеологической необходимо: во-первых, ясно теоретически разъяснить сущность бюрократии, сформулировать вопрос о бюрократии, как главной причине негативных явлений, процессов и тенденций в общественной жизни, как главном источнике опасности для социализма, «нашем худшем внутреннем враге»; во-вторых, учитывая всё это, поставить задачу борьбы с бюрократией и её ликвидации как системы в центр всей практической пропагандистско-идеологической работы, ставя целью разъяснить этот вопрос партийной массе, и обществу в целом, внести ясное теоретическое понимание этого вопроса в общественное сознание; наконец, в-третьих, необходимо поставить задачу сформировать на основе всего этого прочные демократические традиции в общественной жизни, выработать подлинное политическое образование и политическую культуру в массах.
Что касается второго основного направления антибюрократической борьбы, которое должно осуществляться в области организационной, практически-политической работы, то здесь идеологическое наступление на бюрократию следует подкрепить комплексом организационных мер, которые должны будут вырасти непреодолимой преградой на пути бюрократии. И в этом смысле в первую очередь необходимо совершенствование демократической процедуры выборов.
Для подавления бюрократических схем и бюрократической практики, в первую очередь следует, как представляется, внести в законы и инструкции о выборах во всех государственных, партийных, других общественных организациях положение, согласно которому обязательным условием любых выборов является выдвижение минимум двух кандидатур. Голосование по одной кандидатуре соответственно признавать недействительным.
Далее. Таким же обязательным условием должно быть выдвижение в процессе выборов различных комитетов, советов и др. коллективных органов большего числа кандидатур по сравнению с предварительно согласованным численным составом этого органа.
Далее. Проводить все выборы тайным голосованием.
И, наконец, отменить многоступенчатость выборов как минимум первого лица всех инстанций и выбирать его не соответствующим комитетом и т.д., а непосредственно залом.
Всё это можно в соответствии с тем, как это предлагается в тезисах ЦК к предстоящей партконференции, дополнить положением об ограничении срока пребывания на выборной должности. Хотя в формировании личных нравственно-политических качеств руководителя определяющую роль играет все же не время пребывания на руководящем посту, а политический механизм, который за этим стоит.
Тем не менее, на начальном этапе демократизации такая мера также должна сыграть свою положительную роль.
Сочетание всех предложенных мер с активным идеологическим наступлением на бюрократию должно пробудить общественно-политическую активность масс и нанести решающее поражение бюрократии как системе, разбить бюрократическую машину, избавить социализм от этой паразитирующей на нём плесени, ликвидировать этатические извращения социалистического строя, и дать ему, наконец, проявить и продемонстрировать всем свои преимущества.

Демократическая общественность связывает сейчас большие надежды с предстоящей партийной конференцией. Хочется верить, что надежды эти она оправдает.